Мама поблагодарила Леди за проявленное к нам внимание. Она добавила, что обязательно попросит отца зайти к Леди, но обещать ничего не может.
— Я все же рассчитываю увидеться с ним, — сказала ей Леди. — А вы позаботьтесь о себе и благополучии своей семьи.
Мы вышли из дома Леди, и вскоре уже усаживались в наш пикап. В уголках моего рта все еще сохранялся вкус Напитка номер десять. Я чувствовал себя как лев перед прыжком и готов был разорвать учебник математики в клочья.
Мы выехали из Братона. Текумсе неспешно текла в своих берегах. Вечерний ветерок тихо шелестел в ветвях деревьев, в окнах домов, где люди доедали свой ужин, горел свет. Глядя по сторонам, я мог думать только о двух вещах: о прекрасном лице молодой женщины с чудесными зелеными глазами и о новом велике с фарой и гудком.
Мама думала об утопленнике, покоившемся на дне озера Саксон, беспокойный дух которого являлся в снах моему отцу и Леди и не давал им обоим покоя.
Лето уже было на пороге. Воздух был напоен запахом фиалок и жимолости.
В одном из домов Зефира кто-то играл на пианино.
Тик… тик… тик.
Что бы там ни утверждал календарь, для меня первым днем лета всегда был последний день школьных занятий. Солнце припекало все жарче и норовило задержаться подольше, земля расцветала зеленью, а небо становилось все чище и чище, оставляя на своем куполе лишь редкие завитки облаков. Жара давала о себе знать с настойчивостью пса, чувствующего, что его время пришло, бейсбольное поле уже было аккуратно скошено и заново размечено, бассейн выкрашен и наполнен чистой водой, и пока наша классная наставница миссис Сельма Невилл рассказывала нам о наших успехах в минувшем учебном году, мы, ее ученики, только что вынырнувшие из водоворота годовых экзаменов, не могли оторвать глаз от стрелок часов.
Тик… тик… тик.
За партой, стоявшей по алфавиту после Рики Лэмбек и Дины Макерди, пока одна моя половинка прислушивалась к словам классной, другая страстно желала, чтобы этот последний урок поскорее закончился. Моя голова была переполнена разными словами. Мне было просто необходимо освободиться от этих слов, стряхнуть их в прозрачный и теплый летний воздух. Но мы вынуждены были пребывать под властью миссис Невилл вплоть до прощального звонка, сидеть и страдать, пока время не придет к нам на выручку и не спасет нас, подобно Рою Роджерсу, наконец перевалившему через гребень холма.
Тик… тик… тик.
Да имейте же сострадание!
Снаружи, за квадратными, окаймленными металлом рамами школьных окон нас ждал настоящий мир. Пока что я не имел ни малейшего представления о том, что за приключения ожидают меня и моих друзей в это лето 1964-го, но в том, что летние дни будут длинными и наполненными истомой, и в том, что, когда солнце наконец сдастся и канет за горизонт, подадут голос цикады, а светляки будут творить свой танец в воздухе, что не будет никаких домашних заданий и что летняя пора будет самой расчудесной, я был твердо уверен. Я сдал экзамен по математике, благодаря чему сумел-таки избежать тягостной ловушки летних занятий для отстающих. И мы с друзьями, наслаждаясь свободой, нет-нет да и прервем свою бешеную гонку, остановимся и вспомним о тоскливой участи одноклассников, связанных узами летней школы, — этой темницы, в которую угодил Бен Сирс в прошлом году, — и пожелаем им разделаться с ней поскорее, а пока время будет течь без них, тогда как сами они никак не станут моложе.
Тик… тик… тик.
Время — царь царей на пьедестале жестокости.
Наших ушей достигли доносившиеся из коридора шум и возня, взрывы смеха и радостные крики. Кто-то из учителей отпустил учеников чуть раньше звонка. Внутри у меня все сжалось от такой несправедливости. Но миссис Невилл, дама со слуховым аппаратом и оранжевыми кудрями, несмотря на свои по меньшей мере шестьдесят лет, все говорила и говорила, словно в коридоре и не было никакою шума. Наконец я понял: она просто не хотела нас отпускать, стремясь задержать как можно дольше, и не из-за какой-то особой свойственной учителям вредности, а, скорее всего, потому, что дома ее никто не ждал, а лето в одиночестве вряд ли вообще можно назвать летом.
— Хочу надеяться, что вы, молодые люди, не забудете во время летнего отдыха иногда заглядывать в библиотеку.
Голос миссис Невилл был сейчас спокойным и миролюбивым, но, выйдя из себя, она была способна метать такие громы и молнии, по сравнению с которыми падающий метеорит мог бы показаться простой спичкой.
— Занятия закончились, но все равно уделяйте время чтению. Давайте работу своей голове: к сентябрю вы не должны разучиться думать…
З-З-З-З-ЗВОНОК!
Весь класс одновременно вскочил на ноги, как огромное извивающееся насекомое.
— Задержитесь на минутку, — приказала нам миссис Невилл. — Я вас еще не отпустила.
Боже, сколько может длиться эта пытка! Не исключено, пронеслось у меня в голове, что за стенами школы миссис Невилл тайком отрывает мухам крылышки.
— Сейчас вы покинете класс, — продолжила учительница, — но сделаете это так, как подобает леди и джентльменам. Постройтесь парами и выходите организованно. Мистер Алкотт, будьте добры, возглавьте процессию.
Слава богу, мы наконец пришли в движение. Класс почти опустел, и я уже слышал звеневшие в коридоре радостные выкрики, разносившиеся эхом под сводами школы, когда миссис Невилл снова подала голос:
— Кори Маккенсон! Подойди ко мне на минутку.