Солнце клонилось к закату. Мы здорово вспотели, наша одежда запылилась, комары настойчиво вились вокруг наших лиц и лезли в глаза. Я никогда не мог понять, чем глаза так привлекают комаров, видимо, тем же, чем огонь мотыльков. Как бы то ни было, но нам то и дело приходилось тереть слезящиеся глаза, извлекая оттуда останки мертвых насекомых. По мере того как солнце спускалось к горизонту, а воздух становился прохладнее, комаров становилось все меньше и меньше. Мы стали подыскивать место для ночлега, и вскоре выяснилось, что разбить лагерь не так-то просто.
Мам и пап, которые могли бы приготовить ужин, с нами не было. Не было ни телевизора, ни радио, ни ванны, ни постели, ни простого электрического света, что стало особенно заметно, когда небо на востоке начало темнеть. Мы понятия не имели, насколько далеко забрались от дома: последние два часа пути нам не попадались следы цивилизации.
— Мы могли бы сделать здесь привал, — сказал я Дэви Рэю, указывая на видневшуюся неподалеку полянку, однако у разгоряченного Дэви были другие планы.
— Давай пройдем еще немного, — предложил он.
Я понял, что желание узнать, что скрывается за гребнем следующего холма, неудержимо влечет его вперед. Мне и Бену не оставалось ничего другого, как шагать за Дэви следом, — я уже говорил, что он был единственным обладателем компаса.
Вскоре лучи наших фонариков разогнали сгущавшиеся вокруг сумерки. Что-то затрепетало перед моим лицом и унеслось прочь: возможно, это была выискивающая добычу летучая мышь. Кто-то еще пронесся в подлеске, испуганный нашим приближением. При каждом звуке Бен беспрестанно спрашивал: «Что это? Что это было?», но никто из нас не мог ему ответить. Наконец Дэви Рэй остановился, посветил фонариком по сторонам и объявил:
— Разбиваем лагерь здесь.
Мы с Беном тоже полагали, что для остановки самое время, потому что ноги уже отказывались нести нас дальше. Освободив от рюкзаков измученные плечи, мы сбросили свой груз на ковер из сосновых игл и принялись собирать хворост для костра. Нам не пришлось много трудиться, потому что вокруг было полно сосновых сучьев и шишек, которые заполыхали от одной спички. Очень скоро разгорелся приличный костер, со всех сторон обложенный камнями, в точности так, как учил меня отец. В свете пляшущих красных языков пламени мы с аппетитом принялись за припасенные для нас матерями сэндвичи, ощущая себя первопроходцами.
Весело трещал костер. Бен вытащил из своего рюкзака пачку суфле из кукурузного сиропа, которыми его снабдила мама. Мы наломали палочек и принялись жарить это лакомство на костре. Вне освещенного круга от нашего костра стояла непроглядная тьма, в которой не было видно ничего, кроме поблескивавших на ветках светляков. Ветер колыхал вершины деревьев, а на небе можно было разглядеть полоску Млечного Пути.
В лесном уединении наши голоса звучали особенно тихо: этот храм природы требовал к себе уважения. Мы обсудили свой провальный сезон в младшей лиге и поклялись во что бы то ни стало привлечь в нашу команду Немо на следующий год. Потом разговор перешел на Брэнлинов, которые вполне заслужили, чтобы им набили морды за то, что они испортили лето Джонни. Поспорили, сколько миль до нашего дома, — пять или шесть, на чем упорно настаивал Дэви, или миль десять-двенадцать, как считал Бен. Поговорили и о том, что сейчас поделывают наши родители: они наверняка сходят с ума от беспокойства, но подобный опыт пойдет им только на пользу. Мы уже выросли, пора им понять, что наше детство почти закончилось.
Где-то вдали заухала сова. Дэви Рэй поделился своим предвкушением возможного появления Первоснега, который, должно быть, сейчас бродит где-то рядом в лесу, слышит те же звуки, что и мы, видит те же пейзажи. Не исключено, что он тоже слышал эту сову. Бен завел разговор о том, что скоро начнутся занятия в школе, но мы на него шикнули, чтобы он не портил настроение. Лежа на спине, мы смотрели, как гаснут угли костра, потом стали глядеть на небо, рассуждая о Зефире и людях, что в нем живут. Мы пришли к общему мнению, что наш городок воистину волшебный. Печать волшебства лежит и на нас, потому что мы тут родились.
Чуть позже, когда костер совсем погас и от него остались только тлеющие красные угольки, сова умолкла, а теплый нежный ветерок принес сладковатый аромат дикой вишни. Мы стали наблюдать за яркими лазурными и золотыми полосами падающих звезд, проносившихся в ночном небе. Но и это шоу скоро закончилось. Мы молча лежали, думая каждый о своем. Дэви Рэй сказал:
— Послушай, Кори, не расскажешь ли нам какую-нибудь историю?
— Не знаю, — отозвался я. — Что-то ничего не идет в голову.
— Подумай, может, что-нибудь проклюнется, — не унимался Дэви Рэй. — Хорошо, Кори?
— Да, Кори, — подхватил Бен. — Только чтобы не слишком страшно, а то мне опять будут сниться кошмары.
Я немного подумал и начал так:
— Наверно, вы, парни, слышали, что где-то неподалеку был лагерь для пленных немецких фашистов? Недавно отец рассказал мне об этом. Он сказал, что в самой чаще нашего леса был лагерь для нацистов. Там держали самых страшных убийц, какие только бывают на свете. Лагерь находился там, где сейчас авиабаза, только тогда ее не было.
— Ты правду говоришь? — осторожно прошептал Бен.
— Ты просто болван! — крикнул Дэви Рэй. — Он же сочиняет прямо с ходу!
— Может, и сочиняю, — ровным голосом отозвался я, — а может, и нет.
Дэви Рэй промолчал.
— И вот однажды, — продолжал я, — в лагере начался пожар, и нескольким фашистам удалось убежать в лес. Они здорово обгорели, их лица превратились в кошмарные маски, но они бросились прямо в лес и…