Жизнь мальчишки. Книга 1. Темная бездна - Страница 85

Бабушка Сара, несомненно, была милой женщиной. А дедушка Джейберд, как я подозреваю, в молодые годы был изрядным гулякой, человеком предприимчивым, энергичным, обладавшим грубоватым обаянием. Однако с каждым годом его винтики все больше разбалтывались. Отец прямо говорил, что, мол, дедушка Джейберд съезжает с катушек. Мама же говорила, что он просто немного эксцентричен. Что касается меня, то я считал его тупым, злобным старикашкой, который воображает, что весь мир крутится вокруг него, но в одном я должен признаться честно: не будь дедушки Джейберда, я бы никогда не написал свой первый рассказ.

Сроду не видел, чтобы дедушка Джейберд был добр к кому-то, никогда не слышал от него ласкового слова о своих жене и сыне. В его обществе я ощущал себя так, будто являюсь его собственностью (слава богу, временной). Его настроения были переменчивыми, как фазы Луны. Но при этом дедушка Джейберд был прирожденным рассказчиком: стоило ему начать повествование о домах с привидениями, одержимых демонами воронах, индейских кладбищах или собаках-призраках, вам оставалось только слушать его с раскрытым ртом.

Мрачные темы были его коньком. Дедушка Джейберд отличался природной смекалкой, но был совершенно не способен к учению и в свое время не сумел осилить даже четырех классов. Иногда я поражался, как моему отцу удалось выйти в люди и стать тем, кем он стал, после семнадцати лет, проведенных в мрачной тени дедушки Джейберда. Как я уже говорил, у деда начала ехать крыша вскоре после моего появления на свет. Полагаю, что разумное начало передалось мне главным образом по линии бабушки. Я никогда не мог знать заранее, какие страдания мне предстоит вытерпеть на этот раз, но можно было быть уверенным: меня ждут нелегкие испытания.

Дом дедушки Джейберда был уютным и удобным для жилья, хотя и не представлял собой ничего особенного. На принадлежавшей дедушке земле кроме чахлого кукурузного поля имелись просторный огород и лужайка. Вокруг простирался лес, где дедушка охотился.

Бабушка Сара была по-настоящему рада нашему приезду и пригласила нас пройти в гостиную, где жаркий воздух разгонялся электрическим вентилятором. Вскоре в гостиной появился и сам дедушка Джейберд, облаченный в комбинезон. В руках он держал стеклянный кувшин с золотистой жидкостью, которую отрекомендовал как «медовый чай».

— Я выбраживал его две недели, — объявил он. — Хотел, чтобы настоялся как следует. Вот, отведайте.

У дедушки были наготове большие глиняные чашки. Он разлил напиток.

Должен сказать, что чай был совсем не плох. Все, кроме самого дедушки Джейберда, выпили по второй чашке. Вероятно, дедушка знал взрывную силу своего напитка. Потом я чуть ли не полдня почти безвылазно провел в уборной с ощущением, что мои внутренности выворачиваются наизнанку. По рассказам отца и мамы, дома с ними творилось приблизительно то же самое. Бабушка Сара, чей организм наверняка был привычен к дедушкиному пойлу, проспала как убитая все то время, пока я страдал животом. Только посреди ночи она вдруг издала высокий душераздирающий крик, от которого могли подняться волосы на затылке.

Настало время родителям возвращаться домой, в Зефир. Я почувствовал, как переменился в лице. Должно быть, я выглядел как побитый щенок, потому что мама обняла меня на крыльце и шепнула на ухо:

— Все будет в порядке, Кори. Позвони мне сегодня вечером, хорошо?

— Хорошо, — поклялся я и долго смотрел вслед, пока поднятая с дороги пыль не осела на коричневых стеблях кукурузы. «Всего одна неделя, — сказал себе я. — Всего одна неделя, это совсем немного».

— Эй, Кори! — позвал из своего кресла-качалки дедушка Джейберд. Он ухмылялся: это был плохой знак. — Слушай анекдот! Заходят три гитариста в бар. Первый гитарист говорит: «Эй, налейте-ка мне!» Бармен оглядел его с головы до ног и отвечает: «Мы здесь музыкантам не наливаем». Тогда второй гитарист решил попытать счастья: «Налейте-ка мне!» Бармен поглядел на него: «Я же сказал: мы здесь музыкантам не наливаем, так что проваливайте отсюда!» Тогда третий гитарист, у которого в глотке было сухо, как в дьяволовой печи, говорит: «Налейте-ка тогда мне!» Бармен прищурился и спрашивает: «А ты что, еще один долбаный музыкант?» А тот выпятил грудь и отвечает: «Боюсь, что нет, сэр».

Дедушка Джейберд зашелся от хохота, а я стоял перед ним и молча его разглядывал.

— Усек, парень? Усек? «Боюсь, что нет, сэр».

Заметив, что я сохраняю серьезный вид, дедушка нахмурился.

— Черт возьми! — выругался он. — У тебя начисто отсутствует чувство юмора, как и у твоего папаши!

Всего неделя. О господи!

Были две темы, на которые дедушка Джейберд мог говорить часами: о том, как он выжил во время Великой депрессии, когда он кем только ни работал: полировал гробы, был тормозным кондуктором на железной дороге, подсобным рабочим на ярмарке, а также о своем успехе у женщин в молодые годы: он, по его словам, был таким оглушительным, что сам Валентино мог бы ему позавидовать. Эти похвальбы могли бы произвести на меня впечатление, если бы я имел хоть малейшее представление, кто такой этот Валентино. Как только мы с дедушкой Джейбердом оказывались вне досягаемости ушей бабушки Сары, дедушка немедленно начинал рассказывать об «Эдит, дочери священника из Тупело», или о «Нэнси, племяннице кондуктора из Нэшвилла», или просто о какой-то «девчонке с выступающими вперед зубами, что постоянно сосала яблочные леденцы». Во всех рассказах неизменно упоминался дедушкин «джимбоб» и то, как все девчонки сходили по нему с ума. Обманутые мужья и ревнивые поклонники соблазненных девиц стаями гонялись за дедушкой Джейбердом, но он неизменно ловко обходил все ловушки, какими бы хитроумными они ни оказывались. Однажды он почти час провисел, ухватившись за ферму железнодорожного моста, над ущельем на высоте в сотню футов, пока на мосту над ним стояли двое преследователей с дробовиками и вели разговор о том, как они живьем сдерут с него шкуру и прибьют гвоздями к дереву.