— Что-нибудь еще нужно починить?
— Ничего, спасибо, остальное, кажется, в полном порядке.
Мистер Лайтфут кивнул, но я был уверен, что он ищет скрытые неполадки, словно охотничья собака, вынюхивающая птицу. Он медленно обошел кухню, легонько прикасаясь рукой то к холодильнику, то к четырехконфорочной плите, то к водопроводному крану, словно своими чуткими пальцами определял самочувствие техники. Мы с мамой озадаченно переглянулись: действия мистера Лайтфута становились все более и более загадочными.
— Холодильник, похоже, дребезжит, — заметил он. — Хотите, взгляну?
— Нет, не стоит беспокоиться, — ответила мама. — Мистер Лайтфут, вы хорошо себя чувствуете сегодня?
— Конечно, миз Маккенсон.
Он открыл дверцу буфета и тщательно прислушался к легкому поскрипыванию петель, потом достал из пояса отвертку и подтянул винтики на обеих дверцах. Мама снова откашлялась, на этот раз гораздо более нервно, и проговорила:
— Э-э-э… мистер Лайтфут, сколько я должна вам за тостер?
— Все уже… — начал свой ответ Лайтфут.
После этого были проверены петли кухонной двери, потом Лайтфут подошел к маминому миксеру «мистер Блендер», стоявшему на кухонном столе, и принялся его рассматривать.
— …оплачено, — закончил он.
— Оплачено? Но… я не понимаю.
Мама уже успела достать из буфета банку с завинчивающейся крышкой, полную долларовых бумажек и мелочи.
— Да, мэм. Все уже оплачено.
— Но я вам еще не давала никаких денег.
Пальцы мистера Лайтфута погрузились в другой карман комбинезона, и оттуда появился белый конверт. Мистер Лайтфут молча передал его маме, и я заметил, что на лицевой стороне конверта голубыми чернилами написана наша фамилия: «Семье Маккенсон». С другой стороны конверт был запечатан белым воском.
— Что ж, — вздохнул мистер Лайтфут, — думаю, что я закончил… на сегодня.
Он поднял свой ящичек с инструментами.
— На сегодня? — потрясенно переспросила мама.
— Да, мэм. Вы же понимаете.
Мистер Лайтфут принялся рассматривать выключатели и розетки, словно пытаясь проникнуть в глубину их электрической сущности.
— По телефону, — добавил он. — Если что-то сломается.
Он улыбнулся маме, а потом мне.
— Просто позвоните.
Мы проводили мистера Лайтфута до машины. Он помахал нам рукой и уехал на своем старом пикапе под аккомпанемент бренчания в кузове инструментов на крючках, приводившего соседских собак в неистовство.
— Том мне ни за что не поверит, — сказала мама, обращаясь в основном к самой себе.
Потом открыла конверт, достала оттуда письмо, развернула его и прочитала.
— Вот это да! — удивленно воскликнула она. — Хочешь послушать?
— Да, мэм.
И она прочитала мне письмо:
— «Имею честь просить Вас почтить визитом мой дом в семь часов вечера в пятницу. Прошу Вас взять с собой сына». И самое интересное: знаешь, от кого оно?
Мама протянула мне письмо, и я увидел подпись.
Леди.
Когда папа вернулся домой, мама рассказала ему о визите мистера Лайтфута и письме Леди, наверно, раньше, чем он успел снять свою фуражку молочника.
— Что ей нужно от нас, как ты думаешь? — спросил отец.
— Не знаю, но как мне сдается, она решила оплатить услуги мистера Лайтфута, чтобы он стал нашим персональным монтером.
Отец снова перечитал письмо Леди.
— У нее отличный почерк, — заметил он, — для такой пожилой женщины. Я всегда считал, что у старух почерк становится корявым.
Он прикусил нижнюю губу, и я понял, что настроение у него портится.
— Знаете, я никогда не видел Леди вблизи. Я, конечно, видел ее на улице, но…
Он покачал головой:
— Нет. Не думаю, что я приму ее приглашение.
— Но, Том! Леди ведь просит, чтобы мы к ней пришли. В ее дом!
— Для меня это неважно, — отец вернул конверт маме. — Я не пойду к ней, и все тут.
— Но почему, Том? Можешь ты мне объяснить?
— В пятницу вечером «Филадельфия» играет с «Пиратами», будет радиотрансляция, — ответил отец, опускаясь в свое удобное кресло. — По-моему, это достаточно веская причина.
— Мне так не кажется, — холодно отозвалась мама.
Здесь я столкнулся с редким в своей жизни фактом: мне всегда казалось, что мои мама и папа ладят лучше девяноста девяти процентов семей нашего городка, но, похоже, и они не всегда находят общий язык. Поскольку нет ни одного идеального человека, брак двух несовершенных людей не может длиться всю жизнь без сучка и задоринки. Бывало, я слышал, как отец раздраженно кричит на маму из-за потерянного носка, тогда как истинная причина папиного недовольства крылась в нежелании начальства повысить его по службе. Я с удивлением слушал, как моя всегда такая миролюбивая мама вся кипит от злости из-за следов грязной обуви на полу, а на самом деле вся беда была в хамстве соседки. Вот почему в путанице проявлений вежливости и вспышек гнева, из которых собственно и состоит жизнь, случаются иногда такие ссоры, как та, что разгоралась теперь между моими родителями.
— Это из-за того, что она цветная, да? — сделала свой первый выпад мама. — Из-за этого ты не хочешь к ней идти?
— Нет, конечно.
— Ты относишься к этому точно так же, как твой отец. Клянусь, Том…
— Замолчи! — внезапно сорвался папа. Даже я вздрогнул. Упоминание дедушки Джейберда, для которого расизм был столь же органичен, как вода для рыбы, было явным ударом ниже пояса. Отец никогда не испытывал ненависти к цветным — в этом я был совершенно уверен. Но он был сыном человека, который всю свою жизнь встречал каждое утро поднятием флага Конфедерации и считал темную кожу меткой дьявола. Этот тяжкий крест отец нес покорно, потому что любил дедушку Джейберда, но при этом он лелеял в душе веру, которую привил и мне: ненавидеть любого человека по любой причине — значит тяжко грешить против Бога. Вот почему я сразу понял, что следующее заявление отца объясняется исключительно гордыней и ничем иным.